Никогда не слышала Бориса Полоскина...

Необязательно даже заглядывать так далеко. Кто сегодня поверит, что всего полвека назад, в 60-е, в СССР было настоящее сумасшествие по бардам. Что еще вчера никому не известные парни и девушки с не самыми лучшими музыкальными способностями и вокальными данными вдруг стали кумирами толпы. Своими тихими голосами и порой корявыми рифмами под три гитарных аккорда они завладели сердцами и умами миллионов соотечественников.

Кто поверит, что билеты на Визбора, Кукина, Клячкина и других героев клуба «Восток» продавали с конной милицией, а их славе могли только завидовать официальные эстрадные звезды вроде Хиля, Магомаева, Пьехи...

Сегодня кажется, что это какая-то небывальщина, но именно так все и было. А спустя всего 30 лет, в 90-е годы,бардов встречали уже полупустые залы и бросали молодые жены, вчерашние поклонницы... В наши дни сотни тысяч людей поют под гитару, существует множество клубов авторской песни, но при этом ее почти не слышно в стране.Парадокс. И даже Грушинский фестиваль собирает теперь в десять раз меньше участников, чем в свои лучшие годы.
В Петербурге живет один из тех, по кому в 60-е годы публика сходила с ума. Борису Полоскину 85 лет.
Он первым спел в 1963 году в легендарном «Востоке». А его песня «Музыка ждет» превратилась в позывные этого клуба.

Его гитара выставлена сейчас в Музее политической истории вместе с пальто Рихарда Зорге, мелкокалиберной винтовкой маршала Жукова, портфелем Геринга... Она там — главный символ хрущевской оттепели и один из самых популярных экспонатов.

С обложки журнала "Кругозор", 1964 год

Полоскин мог сняться вместо Высоцкого в фильме «Вертикаль». Его крутило Радио «Свобода». Люди давились в очередях за билетами на него. А концерты-квартирники в питерских коммуналках собирали толпы слушателей,стоявших даже на лестничных клетках подъезда.

на фото: Борис Полоскин, Александр Городницкий, Валентин Вихорев и Евгений Клячкин на фестивале в Бресте в 1965 году

Физик-ядерщик и спортсмен Борис Полоскин, которого друзья называли Бобом, мог петь без устали всю ночь в компании таких же сумасшедших, веселых, счастливых инженеров, геологов, учителей, ставших вдруг музыкальными звездами... Даже не верится, что это прошло и почти все они уже умерли.
Проходит жизнь, проходит жизнь, как ветерок по полю ржи.
Проходит явь, проходит сон, любовь проходит — проходит все.
Это строчки из самой пронзительной песни Боба «Я люблю», написанной в 1966 году. На жизнь Бориса Полоскина пришлись рассвет и закат бардовской песни. Его жизнь и есть эта песня. Слушая ее, понимаешь, что музыка все-таки не умирает. Музыка ждет...

Так получилось, что первая песня Боба могла стать для него последней. 1959 год. Шесть человек готовились к восхождению на самый высокий перевал Тянь-Шаня (этот шеститысячник так и называется — Высокий).

И не знали, что их наверху поджидает лавина. За несколько часов до штурма перевала на высоте 5500 метров Борис дописал песню, посвященную другу, погибшему в горах Памира. Автор как бы встречается с ним:
… Тебе расскажут стиснутые зубы,
Одна-единственная на щеке слеза,
Что черный ворон сел на губы
И выклевал веселые глаза…
Если бы Боб через несколько часов не выжил в лавине, эту песню сочли бы пророческой. А если бы автор песни был хоть чуть-чуть суеверен, то не стал бы перед опасным подъемом писать вот такой последний куплет:
Ведь я из тех, кто верен одержимо
Не женщине, а Северной звезде.
Мне маяком она служила
И памятником вечным будет мне.
“
— Мы первыми в СССР покорили эту вершину и уже спускались. Наше состояние было неважное, — вспоминает Борис Павлович. — Из-за нехватки кислорода у кого-то начиналась горная болезнь. Наш руководитель провалился в трещину — мы его достали со сломанным носом. А поскольку были уже ослаблены, связались вшестером одной веревкой — обычно так не делается, идут в связке по 2–3 человека. Я шел первым. Растянулись на 60 метров. И последний из нас свалился в лавинный желоб. Молча, без крика...
Когда Борис обернулся, вниз вместе с комьями мокрого снега падали уже двое, увлекая за собой остальных. У него был запас времени в несколько секунд, чтобы отжать защелку карабина и отстегнуться. Но вместо этого он воткнул ледоруб в снег по самую рукоятку, надеясь удержать остальных. Не удержал.

— Страшный рывок поднял меня в воздух — ребята уже здорово разогнались. Я взмыл вверх как орел. Хорошо, что занимался самбо, а там на первых же занятиях учат правильно падать, поэтому при приземлении вжал голову и упал на плечи — иначе бы сломал позвонки. Нам повезло, что все случилось во второй половине дня, солнце прогрело склон, он подтаял, и лавина была мокрая. Если бы сухая, то мы все бы погибли — снежная пыль, попадая с дыханием в рот и нос, забила бы все внутренности, пока мы летели. А так комья мокрого снега просто догоняли меня и лупили по башке, высекая искры из глаз. Я пытался скользить классически — ногами вперед — и сбоку тормозить ледорубом, но меня кувыркало. Нас протащило с полкилометра.
Лавина чудом остановилась на уступе. Борис, быть может, активнее своих товарищей боролся за жизнь и потому смог удержаться на поверхности. Друзья оказались погребены. Мокрая лавина имеет одну неприятную особенность.Когда она останавливается, снег моментально прессуется и превращается в лед. И человек, попав даже в небольшой его слой, сразу оказывается скован по рукам и ногам. Борис единственный смог откопаться. И освободил остальных.Четверо сильно переломались, их оставили в палатке. А Боб (у него было лишь сломано ребро) с другим относительно целым товарищем пошел за помощью.

Спускались сутки, когда нельзя было идти, клали на лед страховочную веревку, садились на нее и, чтобы не замерзнуть, пели. Вот такой получился у Боба бардовский дебют.

— Если бы лавина была пожестче, никто бы и не узнал, что бард родился, — усмехается он.
Спустившись, они лишь немного передохнули и сразу вместе с подмогой — снова наверх, к ребятам. В Ленинград тем временем полетело известие о случившемся, а поскольку передавалось оно по цепочке радиостанций, то к концу «транспортировка туристов» превратилась в «транспортировку трупов».

— Мою матушку уже аккуратно готовили к худшему, сообщили, что я завален снегом, — смеется Полоскин.
Он был комсомольцем, безбожником до мозга костей. А потому не посчитал свое спасение каким-то счастливым знаком. Уже на следующий год Боб едва не погиб в Забайкалье, сплавляясь на байдарке, когда ему наперерез с берега бросился медведь (его удалось застрелить с нескольких попыток).

— Я просто рисковым был, — улыбается Борис Павлович.
Неудивительно, что через несколько лет Юрий Визбор уговаривал его поучаствовать в кастинге на роль поющего радиста Володи в фильме «Вертикаль»: «Это твоя роль — горы, песни... ».

Но физик Полоскин поленился ехать в Москву. Визбор сам успешно прошел пробы и был утвержден. Но потом отказался от съемок. Так эта роль досталась Высоцкому и сделала того знаменитым.
А если бы Боб тогда согласился, возможно, вся страна распевала бы совсем другую «песню о друге». Ту, которую Полоскин сочинил на Тянь-Шане и которая в народе получила название «Лавинное танго».

Вскоре свои бойцовские качества Боб стал проявлять уже с гитарой в руках. Начинался расцвет авторской песни.Людям, уставшим от «правильной» музыки советских композиторов, хотелось чего-нибудь для души. Но спеть и послушать такое можно было только в лесу у костра. В хрущевскую оттепель бардовская песня была тем же, чем 30 лет спустя в перестройку стал рок — музыкой свободы.
И тогда в 1960-е, представьте, тоже устраивались «музыкальные ринги», а роль Ленинградского рок-клуба выполнял клуб «Восток». Сходство неудивительно. Ведь это по сути один и тот же проект, придуманный в недрах КПСС и контролировавшийся КГБ.

Только музыкальные направления разные.

Лес, где люди пели песни у костров, был неподконтрольной средой. Молодежь с гитарами надо было вытащить из чащи на видное место. В начале 60-х на базе разных кафе стали организовываться клубы по интересам. За каждым таким заведением был закреплен партийный куратор.

В кафе «Восток» (названном в честь космического корабля, на котором полетел Гагарин), открывшемся в ДК пищевиков, поначалу собирались художники и архитекторы, но потом его решили перепрофилировать под клуб авторской песни.

Как-то Борис Полоскин ехал на рыбалку с байдарками на озеро Зеркальное, пел под гитару в тамбуре электрички.Он случайно попался на глаза куратору «Востока» Вере Бордюк. Та позвала его спеть в кафе. Боб стал первым, кто расчехлил гитару в «Востоке»! И в высшей степени символично, что мелодия его песни «Музыка ждет» стала со временем позывными этого клуба.
Первое выступление бардов в кафе состоялось в марте 1963 года. Вскоре образовался музыкальный костяк. Помимо Полоскина, в него вошли Евгений Клячкин, Александр Городницкий, Юрий Кукин… Музыкальные вечера в «Востоке» проходили каждый первый понедельник месяца.

Но эта четверка вместе с примкнувшим к ним приезжавшим из Москвы Юрием Визбором еще устраивала «Дни открытых дверей» по четвергам. Собирались попеть в огромной коммуналке Полоскина (на семь квартиросъемщиков) на улице Блохина. Слушатели оккупировали всю квартиру, подъезд, толпились на лестничных клетках.

2 марта 1964 года начались «музыкальные ринги» — абонементные концерты-диспуты с участием бардов и представителей песенной элиты того времени. Купавшиеся в славе и материальных благах композиторы —Александр Колкер, Андрей Петров, Ян Френкель, Никита Богословский, поэты — Константин Ваншенкин, Лев Ошанин, певцы — Эдуард Хиль, Людмила Сенчина, Мария Пахоменко соревновались с простыми, еще вчера никому не известными физиками, геологами, инженерами. И проигрывали им!

А через каких-нибудь пять лет публика выносила с петель двери в клубе «Восток», чтобы послушать бардов. В БКЗ «Октябрьский» на их совместный концерт с «профессионалами» билеты продавали с конной милицией. В первом отделении в сопровождении оркестров и звезд эстрады — Никита Богословский, Станислав Пожлаков, во втором —парни с гитарами.

Юрий Кукин неистовствовал в кабинете директора БКЗ: «С нами на сцену выходит демократия! Пустите первым отделением нас, и во втором зал будет пуст!».

Боб был первым бардом, выступившим в новосибирском Академгородке. Научная общественность при штурме билетных касс сломала и разбила стеклянные двери, нескольких окровавленных зрителей увезла скорая... А афиша «Борис Полоскин и его песни» превосходила размерами афишу «Поет Георг Отс».
50 лет назад, в 1967 году, барды, наконец, прорвались на большой экран. Вышел 20-минутный документальный фильм «Срочно требуется песня». Он тоже был снят в форме диспута. И хорошо передает атмосферу тех музыкальных разборок. Тогда на кинокамеру записали многих бардов. Но в фильм отобрали лишь четверых —Владимира Высоцкого, Булата Окуджаву, Аду Якушеву и Бориса Полоскина. Да еще Юрий Кукин звучит за кадром. А, например, Юлий Ким представлен в фильме просто как зритель, педагог.
— Визбор говорил потом, что его отсеяли из-за того, что он похож на какого-то бельгийского наемника, который кучу народа в Южной Африке положил, Городницкий считал, что всему виной его еврейский профиль. Про Кукина якобы сказали, что даже когда он трезвый, в это не верится. А вот Полоскина, дескать, взяли, потому что фотогеничный.

В фильме-диспуте бардов разносили композитор Георгий Носов («Баллада о Ленине», «Гимн Ленину», «Гимн Октябрю», «Колхозная песня о Сталине») и музыковед Леонид Энтелис — ныне абсолютно забытые. Носов называл песни под гитару примитивными, вульгарными, а Энтелис упрекал авторов-исполнителей в отсутствии фантазии,вкуса, умения, музыкальной культуры. Без этой словесной «упаковки» фильм бы просто не выпустили на экраны. Но для зрителей главным были не погромные слова «мэтров», а те пять бардовских песен, что в нем прозвучали.

Боб спел в фильме песню «Музыка ждет» о без вести пропавших на войне. Его записывали в кафе «Восток», и благодаря этому, кстати, сохранилось единственное дошедшее до наших дней изображение интерьеров этого легендарного заведения.
Боб Полоскин среди авторов-исполнителей выделялся своей общественной злостью. Громче всех отвечал на нападки «профессионалов»-песенников. Разбирал, раздраконивал со сцены их творчество. А партбоссам, клеймившим бардов с трибун, писал вот такие дерзкие письма: «Под безыдейностью Вы, очевидно, подразумевали отсутствие песен, воспевающих преданность партии и делу Ленина... Ваше заявление я не могу расценивать иначе, как клевету. Нужно ли добавлять, что после этого я потерял к Вам всякое уважение».

Они, действительно, были бардами — бродячими менестрелями. Странствовали с гитарами по разным кафе.Недалеко от «Востока» на Полтавской улице, например, было кафе поэтов. Тогда на телевидении только появились «Голубые огоньки», и этот формат музыкальных встреч за столиками вошел в моду. Одно из нескольких посещаемых бардами кафе так и называлось —

С Визбором он впервые увиделся, приехав в Москву на семинар по термоядерному синтезу. Попросил знакомых туристов свести его с Адой Якушевой, песнями которой заслушивался. Борис Полоскин считает Якушеву до сих пор недооцененной, что очень обидно и несправедливо. Ада боялась публичных выступлений. У нее от страха пересыхало во рту (она брала с собой на сцену кусочек лимона, старалась украдкой его лизнуть), но песни писала прекрасные.

— Во время вечеринки, когда все мы уже попели, я настроился с Адой поговорить тет-а-тет. Но какой-то молодой человек все время вклинивался в разговор и нам мешал. А в конце он мне объявил: «Ты — талант. Это я, Визбор,тебе говорю! Завра едем ко мне — пишем твои песни».
Оказалось, Юрий и Ада не так давно поженились. На следующий день Визбор, действительно, записывал Полоскина. И потом в его репертуар вошли шесть песен Боба.
— Визбор был журналистом. Он купался в интересной информации. Мы многое от него узнавали. Например, от Визбора я впервые услышал о Рихарде Зорге, он рассказал нам о тайном приезде в Ленинград освободившегося после тюремного заключения Рамона Меркадера — убийцы Троцкого.

Визбор часто приезжал в Питер по сугубо личному делу. У него была здесь любовь — альпинистка и горнолыжница Тамара Масленкова. Друзья встречались в том числе и у нее на квартире. «Боб, я весь изоврался, придумывая предлоги, чтобы смыться в Ленинград. Как честный человек, предлагал жениться, но она против», — признавался Визбор. Именно Масленковой, по словам Бориса Полоскина, тот посвятил знаменитую песню «Ты у меня одна»,хотя считается, что — Аде Якушевой.

Визбор измучил Аду своими изменами, и их брак распался. Но Юрий по-прежнему не давал Бобу во время приездов в Москву останавливаться в гостиницах — требовал, чтобы тот ночевал только у него. Принимал друга в новых квартирах, знакомил с новыми женами... Говорят, даже умирая от рака, он продолжал оставаться собой. Его сердце остановилось, когда он, разговаривая с медсестрой, отпускал ей комплименты.

В 1967 году во время третьего выступления в «Востоке» Высоцкий отыграл весь концерт на гитаре Боба. И именно с ней он на известном, каноническом фото, выставленном в Музее политической истории России.

А после концерта поманил Полоскина из толпы зрителей:

— Пойдем, я покажу тебе свои новые песни.

Выгнал всех из комнаты и спел «Аэропорт» («Там хорошо, но мне туда не надо»), и «Цыганочку» («Эх, раз, еще раз,еще много-много раз»). Когда во время исполнения кто-то попытался войти, Высоцкий с досадой рявкнул: «Закройте дверь!».

— Закончив петь, он, не дожидаясь похвалы, спросил: «Ну, а у тебя что нового?». А у меня из нового была только «Тоска по Звенигороду», но она очевидно проигрывала его песням, и поэтому я сказал: «У меня ничего», - вспоминает Борис Павлович.

За всю долгую бардовскую жизнь у Боба были 4 личных гитары. Первую за 7 рублей 50 копеек ему подарили на свадьбу, вторую — за 9 рублей 60 копеек он смог позволить себе купить, став младшим научным сотрудником с окладом 130 рублей. Третьей — за 25 рублей выпало стать самой знаменитой. Ее Полоскину подарил Ленинградский обком комсомола за победу в спортивно-песенном слете.

Эту гитару долго выбирал в магазине для Боба его друг,самый музыкальный из бардов Евгений Клячкин. С ней в 1967 году пел в «Востоке» Владимир Высоцкий, а в 1968-м записывал песни Александр Галич, оставивший на инструменте памятный автограф «Сиё для Бори». Так что гитара Полоскина — то немногое, что двух этих авторов-исполнителей объединяло. И именно она сейчас выставлена в Музее политической истории, в зале, посвященном хрущевской оттепели, — как своего рода символ этого периода в жизни страны. Она входит в число самых популярных экспонатов.